Потом дело начнет кормить себя само. Землями в Диамантии владеет синьор Эрколе-младший. Тезка герцога, кузен твоего мужа. Он, кстати, не очень богат… и будет рад узнать о возможности заставить болота приносить доход.
Его обнимают, целуют, едва не поднимают в воздух.
Он рад. Он счастлив. Он знает, что это такое — первая война.
* * *
«Сегодня, в двадцать часов или около того, монна Лукреция вышла из апостолического дворца, дабы проследовать в Феррару к своему мужу. Она ехала верхом. Сначала она прямо проследовала к мосту св. Ангела. Затем около дома, в котором некогда обитал кардинал Пармский, она свернула через ворота Пополо налево. С ней следовало около пятисот всадников. На ней не было драгоценных одеяний, так как шел снег. Свита, находившаяся впереди верхом, следовала в обычном порядке до телохранителей. Позади них ехал верхом достопочтенный кардинал Козенцы, которого Его Святейшество назначил недавно легатом для сопровождения монны Лукреции на территории Святой Ромской Церкви. Два брата вновь нареченного мужа следовали: один — Фердинандо — по правую сторону кардинала Козенцы, другой — Сиджизмондо — по левую сторону кардинала Корво; оба верхом. За ними следовала монна Лукреция, имевшая по правую сторону от себя кардинала Эстского, а по левую — герцога Беневентского. За ними следовали их свиты. Не было ни епископа, ни протонотария, ни аббата! Оруженосцы Папы и ромской знати посланы были сопровождать Лукрецию за свой счет. Каждый из них обязан был изготовить новое платье из золотой, серебряной или шелковой парчи. За эти последние дни Его Святейшество приказал известить через моего сотрудника, начальника церемоний, кардиналов, чтобы каждый из них приготовил двух лошадей и двух мулов. Более двадцати епископов также получили приказ приготовить по лошади или по мулу для сопровождающих монну Лукрецию в Феррару. Каждый выполнил приказание. Однако некоторые кардиналы доставили только одну лошадь или одного мула. Ни одно из указанных животных не было возвращено».
Капуя, 1349
Сколько Капуя видала войны — столько на свете нет. Брали ее оски, брали этруски, брали самниты, ромеи брали — вот Ганнибалу горожане открыли ворота сами, так и от этого им особого добра не приключилось. Готы брали, восточные ромеи — пытались. Свои, италийцы, сколько раз — неведомо, даже в самой Капуе никто не считал. Мавры не брали, мавры налетели и сожгли. Все, кроме собора. Не из уважения, а просто огонь не дошел. Чудом, конечно. Видно, потому что мавры поджигали, еретики проклятые. В этот раз жгли свои же и чуда нет. Горит, хотя пожары велено гасить, бросив все прочее.
Не повезло Капуе в этот раз. Четырежды. Во-первых, что стоит она рядом с Беневентом, а Беневент известно кому принадлежит, а без Капуи, без жемчужины Кампаньи, легковата выходит герцогская корона. Во-вторых, что не рискует Федериго, король неполитанский за Капую всерьез, всей силой воевать, даром что это ворота в его Неаполь. Не рискует, потому что понимает — без согласия и Орлеана, и Толедо, не стал бы герцог Беневента и Романьи у него спорный кусок с живым мясом отрывать. Да и вассалами капуанцы были скверными. Вечно от короля к Папе бегали, а больше извернуться пытались, чтобы независимым городом стать, как прежде. Добегались. Третье невезение, что кавалерия Просперо Колонна, которую король все же послал, на подходе к городу на самого Чезаре Корво и напоролась. На соотношение сил герцог не посмотрел, атаковал первым и не прогадал — отбросил. А четвертое несчастье звали Фабриччо и несчастье это из истории с осадой Фаэнцы выводов не сделало. И впустило вчера днем Папские войска в город.
Четвертое несчастье хотело жизни для себя и смерти для своих соперников, так что тут его интересы и интересы Его Светлости кое в чем разошлись. Герцог не собирался оставлять в живых хоть кого-то из способных поднять очередной мятеж.
После взятия — три дня на разграбление, по обычаю, хотя до сих пор про этот обычай в армии герцога и не вспоминали. Может оттого и горела Капуя особо дымно, оттого и грабили ее особо жадно — когда еще выдастся такое везение, когда еще Его Светлость кинет солдатам не просто денег, а святую добычу, жирный кусок?..
Сам господин герцог, разумеется, в подобных забавах не участвовал и лагерь разбил с наветренной стороны. С ним остались не все офицеры, но Марио Орсини довольно быстро сообразил, что к чему и что избранное общество пребывает в лагере, и остался сам — да и то, его, интенданта, интересовало, что останется в городе после пожара и разграбления. Сейчас, и завтра, и послезавтра вывозить что-то и неудобно, рук свободных недостает, и не ко времени.
Рано поутру, когда весеннее солнце уже запрыгнуло повыше и припекает вовсю, те, кто ночью не спал, собирались разойтись по палаткам, а те, кто уже проснулся, изображали изысканное общество на прогулке. Не хватало только пажей с музыкальными инструментами, поэтов с декламациями и зевак, чтоб восхищались. Циркуляции офицеров Его Светлости по лагерю заканчивались на широкой площадке перед палатками со штандартом герцога. Марио расположился в тени навеса — еще веснушки проступят от здешнего солнца, своди потом, — и созерцал то клочья дыма над Капуей, то братьев Манфреди, церемонно обменивающихся приветствиями с остальными.
Этих двоих видно в любой толпе, в любой свалке. В свите Его Светлости, среди капитанов и прочих офицеров многие одеваются на толедский манер, как сам Марио — черное, непышное платье, со строгой отделкой в один цвет, белой или алой, серебряной или голубой. Подражают герцогу. Другие, этих меньше — по старинке, в свое, родовое, или на аурелианский лад: пышно, ярко, громоздко. И только братья Манфреди среди всех — не черная кошка среди дворовых псов, как Его Светлость, и не павлины в курятнике, как родичи самого Марио… другие. Краем глаза, навскидку видишь: другие. Ярко-то ярко, но не как у попугаев африканских; пышно — но не так, как у прочих, богато, но глаза не слепит, не то что дон Рамиро после успешного штурма — и не было у Марио достаточно слов, чтобы разницу описать. Вот разве что вспоминаются старые мозаики, виданные в Равенне, совсем не такие, как ныне. И святые на них вроде те же, да не те…
— И много бывает убитых при такой свалке? — любопытствует Джанэванджелиста.
— Много. — Марио видел и цитадель в Форли, и кое-что другое. — В таком большом городе — тысяч пять-шесть, если на глаз. Ну и наших сколько-то потеряем.
А еще всем, кто не